Москва вонючая

Когда-то Москва воняла вся — я помню эту вонь. Воняли переходы, воняли улицы и дворы, а уж как вонял Старый Арбат со своими романтическими фонарями — передать невозможно. Впрочем, при СССР такого не было — вернее, было, но начиная от дворов и всяких тёмных закутков, и делали это, в основном, стесняясь.
В 80-е причина в том, что при СССР городских туалетов было мало — не просто мало, а так мало, что лишь один был на весь длинный Арбат, возле дома-музея Скрябина — и надо было отстоять в гигантской очереди, чтобы простите, отлить — писали там не в писсуары, а в огромное жестяное корыто — ну, кто помнит, тот подтвердит. И была мода квасить на улицах — кафе и ресторанов было тоже критически мало, и были они постоянно полны под завязку.

Сейчас эта почти забытая вонь мочи осталась только в одном-единственном месте — кстати, там периодически можно видеть и воспетую веничкой еврофеевым совковую блевотину — это т.н. стена Цоя.
Стена эта сохраняется по сей день, как фетиш постаревших брежневят, по мне этакое действующее напоминание всем — из какого, простите, говна мы все выбирались и продолжаем выбираться.
А тогда, 25 лет назад! В длинном переходе на Пушкинской, помню, горела лишь пара ламп — они были забраны антивандальными решётками, как в ёбаной шахте, но это никак не помогало — и в самом тёмном месте была этакая характерная для совка подлянка — была выломана плита в полу, и в ней накапливалась грязная вода с нечистотами, а учитывая, что всё там было одной огромной лужей, никто не мог ничего понять, пока не проваливался по щиколотку, а в тёмных углах, словно глисты в просвете кишечника, кучковались молодые, но уже заживо гниющие компании говнарей третьего пола — они пили, курили и квакали под гитарку, и отливали, далеко не отходя — перемен требовали их сердца.
Цой это переиздание Высоцкого, во всяком случае, первый занял место второго у последней генерации советского простеца — когда всё дошло до крайнего предела, до ссанья и сранья в центре города, до малевания калом на стенах, до последней степени человечекого падения и оскотинования.
Родители вкалывали на заводах за квартиры в лагутенковских домах, и вкушали под «погггвали пагус» плодовоягодное — а эти перешли на палёную водку из ларька под «алюминиеые огурцы» — и никаких уже заводов, заводы если не закрылись все скопом, то уж точно не обещали никаких благ.
Посмотрите на эту стену — она вопиет — с торчащими из-под штукатурки силикатными кирпичами, измазанная дерьмом стена брежневской казармы.
Посмотрите — чтобы это больше никогда не повторилось.