Башенки

Жесткое похмелье. Вчера была очередная встреча выпускников. Сплошное сюсюканье, оплывшие телеса сокурсниц, так и не нашедших себя в этой жизни. Извечное: приехал в последний раз. Пьянка, традиционно перетекшая на берег местной речушки. Курил в стороне, устав от этой суеты, подставляя лицо прохладному ветру.

И она.
— Алексей Виктрович? Вы меня не помните?
Робким жестом дешевый сотовый из кармана, подсветила лицо. Я зажмурился. Тот же неземной свет в глазах. И глоток дешевой водки, обжигающий горло, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Четкое осознание момента: пять минут и «уйду в астрал», не помня себя и своих поступков.

Да откуда я ее помню! Сколько это было лет назад? Восемь, десять? Большой класс, второй или первый. Три десятка с лишком пар внимательных ребячьих глаз. Еще бы: мужчина-учитель. Преддипломная практика в педучилище, ибо в нашем зашатанном городке было больше негде учиться. А на самом деле сопляк-сопляком. И оставить больную бабку было не на кого.

Потом незаконченный университет в областном центре, купленная по дикой дешевке у синяков двушка, с которой все и началось. Чуть позже въедливые родственнички, почуявшие деньги. Их нелепые и жалкие попытки: Доченька на учебу едет. Может поживет, пока вступительные сдает?

Троюродная ли, четвероюродная ли племянница, которую по их утверждениям я лично держал на коленях лет эдак в 17-18. А я помню? Да ни черта я уже не помню, с моей работой и регулярным офисным и командировочным синячеством.

Аня. Просто сказала она, стоя в дверях и смущенно улыбаясь. Красавица. Умница и чертенята в глазах так и плещутся. А через три дня, когда я в очередном астрале приволокся на эту квартиру, просто на автопилоте, с утра отпаивала чаем с какими-то травками и щебетала. А потом вышла на «минуточку» и вернулась. Я ни за что не поверю, что это было наущением ее теток-мамок.

Нагая. А в глазах этот неземной свет. И я вспомнил. Вспомнил крепенькую пятилетюю девочку, которую я действительно держал на коленях и учил играть в «башенки» (это когда шашки на доске щелчками вышибаешь, сначала просто, потом из них строятся фигурки, еще игра известна еще как «щелчки»). И детские ручонки на своей шее, и блеск от ненадолго обретенного «братишки». И свет. Неземной свет счастья в глазах. Недоигранная последняя партия «башенок» перед отъездом.

Тот же что и сейчас, когда она стояла передо мной. Мечтая, чтобы я стал ее ПЕРВЫМ! Именно так, большими буквами. Но свет, его нельзя испачкать, его можно только убить.
Я не хотел.

Я молча выкопал с антресолей коробку с шашками и доску. Она стояла, и молча ждала. Расставил, собрав из шашек фигурки, поражаясь тому, как четко все отпечалось в памяти.
— Кажется, я обещал доиграть?

Через три дня прямо у подъезда ее изнасиловали трое отморозков. Придя к ней в больницу я с трудом ее узнал. Она ослепила меня своим светом, а потом он погас.
Умер.

И сейчас в жестком похмелье я чутко прислушиваюсь к шорохам, пытаясь понять, есть ли кто-нибудь на кухне. И если там кто-то есть, то кто это?
Надеюсь это не она. Я боюсь убить этот свет еще раз.

//berkov