«ЖЫВОТНОЕ» через Ы

В середине 2000-х популярность приобрел так называемый «олбанский» язык. Почти каждому пользователю Сети того времени были знакомы «КГ/АМ», «жывотное», «в Бобруйск» и многие другие характерные языковые обороты. Сейчас, однако, эти слова почти не используются. Действительно ли «олбанский» умер? Как он появился? Наконец, что вообще (с точки зрения лингвистики) это было? На эти и многие другие вопросы ответил лингвист Александр Бердичевский.

Александр, давайте начнем с истории «олбанского». Как он появился?

Александр Бердичевский: Прежде всего, давайте решим, что мы называем «олбанским», поскольку разные люди могут вкладывать в это немножко разный смысл. Мне кажется, разумно называть «олбанским», или языком «падонков», некоторый сленг, популярный в начале 2000-х годов в русском интернете, который с лингвистической точки зрения заметен прежде всего антинормативной орфографией и рядом лексических клише (устойчивых выражений). С точки зрения культурной, социологической у него есть еще некоторые черты: предпочтение некоторых тем, обилие мата, определенный жанр креативов, распространенность среди определенных групп и многое другое.

Теперь о том, что касается истории возникновения. Сама идея — мол, давайте будем писать нарочно неправильно, ровно так, как не надо писать — совершенно не нова для русского языка. Она возникла не в конце 1990-х, когда зародился язык «падонков», или «олбанский», а много раньше, встречается уже лет сто назад. Есть известные примеры. Например, по рассказам, коллеги и ученики известного филолога Дмитрия Николаевича Ушакова (который словарь составил) играли в интересную лингвистическую игру — записывали слова максимально неправильно: обычно приводят в пример слово «озперанд», вместо «аспирант».

Какая цель была у этой игры?

Да никакой цели игры не было. Просто такая языковая забава. Какая может быть цель у таких игр?

Все поменялось с приходом интернета. Я все-таки не хотел бы углубляться в исторические подробности о том, кто первым начал так писать, кто именно был родоначальником, по нескольким причинам. Во-первых, потому что это довольно сложно установить, а во-вторых, потому что с точки зрения вечности это не так уж и важно.

Через два-три года это стало в ЖЖ, а потом как-то все об этом заговорили, стали писать в газетах, об этом начали разговаривать в ключе «русский язык гибнет», потому что на эту тему русские люди всегда рады поговорить. И вот где-то в 2006 году был всплеск публичного интереса.

Расскажите теперь о подходах, которые используются в лингвистике для классификации такого рода феноменов.

В лингвистических терминах «олбанский» язык — это сленг. Это, конечно, не очень формальное понятие — довольно трудно сказать, что — сленг, а что — не сленг. Еще подходит понятие, введенное британским лингвистом Майклом Хэллидеем, — «антиязык». Хэллидей использовал «антиязык» для всяких криминальных жаргонов, ряда тайных языков, когда люди нарочито идут против норм языка и норм общества по разным причинам. Такой, знаете ли, протест, выраженный в языке.

«Олбанский» — это исторически, несомненно, антиязык. В ранние годы был широко известен манифест «падонков»: давайте писать неправильно, учебники русского языка — в топку, учителей — прогнать. Давайте нарушать нормы орфографии, в первую очередь, потому что ее легче всего нарушать. Да и русский язык принадлежит к тем языкам, где идея о том, что надо писать и говорить правильно, очень сильна. У нас очень жесткая норма, вариативности допускается мало (по крайней мере формально). При этом в действительности полностью правильно у нас мало кто говорит. И орфография у нас очень сложная (до английской, конечно, не дотягивает, но сложная). Говорим «а» — пишем «о», потому что безударная гласная; говорим «т» — пишем «д», потому что на конце слова в речи звуки оглушаются, а на письме это все не отражается. В результате письмо и речь у нас очень расходятся. При этом есть общественное давление, что надо писать правильно, а кто правильно не пишет, тот автоматически занимает низкую социальную ступень.

И тут появляется интернет, в котором нет никаких редакторов, нет тех, кто будет проверять, как вы пишете — можно писать как хочется, и никто не будет это контролировать. При этом сам интернет — канал публичной коммуникации, очень легко доступный. Я уверен, что если мы возьмем частную переписку 1980-х, 1960-х, 1970-х, 1920-х годов, мы найдем очень много отклонений от литературного языка. Возможно даже, в этой переписке встречаются те же отклонения, что и в интернете — кто-то не владел грамотностью на достаточном уровне, кто-то не хотел об этой грамотности думать. Но изучить такие отклонения не представляется возможным, поскольку трудно собрать нужные данные. И, кроме того, такие отклонения невидимы, они мало влияют на язык в целом, даже самый безграмотный текст (причем слово «безграмотный», я подчеркиваю, в данном случае употребляется совершенно безоценочно — у нас нет категорий «хорошо-плохо», у нас есть категории «соответствует — не соответствует норме языка»). А в интернете кто угодно может писать и теоретически кто угодно может это увидеть — такая сверхплотная социальная сеть. Вместе с бунтарским духом, приветствующим отклонение от нормы (особенно в молодежной среде), это создало идеальную среду для возникновения антиязыка. Появился такой изначально языковой бунт, который потом стал веселой игрой — нормы орфографии приятно нарушать. А потом, постепенно, это стало маркером идентичности, маркером «свой-чужой», особенно среди посетителей «удава» и аналогичных мест.

Про язык «падонков» достаточно много написано и лингвистами, и журналистами, и самими «падонками»…

Да, но это все из разряда как бы феноменологического описания. Вот упал в Челябинске метеорит, и мы говорим, что про челябинский метеорит вообще много написано, мы можем пойти в интернет и посмотреть, как он падал, можем почитать впечатления очевидцев, людей, которые видели, и прочее. Но реальных исследований — откуда летел, что за метеорит (типология), какова траектория — таких исследований единицы. Так что «много написано» еще ничего не означает.

Не то чтобы совсем ничего научного не написано, но я бы подчеркнул немножко другую проблему. Есть хорошие, очень проницательные работы, где высказываются, скорее всего, очень правильные мысли. Но эти мысли ничем не подтверждены, они подтверждены только интуицией автора. Например, общее место, о чем все пишут, — то, что популярность языка «падонков» в какой-то момент резко пошла на спад. Некоторые пишут, что это случилось раньше, некоторые — позже, но почти все сходятся, что язык «падонков» умер.

Это действительно соответствует некоторому интуитивному впечатлению, но как мы можем это обосновать? Или часто говорят, что пик публичного интереса пришелся на 2004-2006 годы — тогда был всплеск публикаций и прочее. Но насколько это объективно верно? Мне кажется, что такого рода ответы на эти вопросы — скорее даже гипотезы — отлично подходят для верификации, ведь данные по ним довольно легко собрать (скажем, корпус текстов на «олбанском»).

Так «олбанский» умер?

Я немножко опасаюсь говорить «умер» — кто-то продолжает его употреблять. Просто частотность стала довольно низкой. Да и в случае с udaff надо сделать важную оговорку. Мы смотрели на раздел «Креативы». Но на сайте есть другие разделы, где жизнь может идти, вообще говоря, по-другому. Поэтому все наши предположения верны только при условии, что наша выборка репрезентативна.

Отлично. Теперь про особенности.

Какие типы отклонений встречаются? Ну, назовите какое-нибудь «олбанское» слово.

Ну, например, «ЖЫВОТНОЕ» через Ы.

Это самый распространенный тип — нарушение орфографии без нарушения произношения. Мы там и произносим «Ы», поскольку «Ж» — твердый согласный. А пишем «И», потому что орфография у нас очень кондовая — 700 лет назад «Ж» был мягким и после него полагалось писать «И», а сейчас «Ж» твердый. Такое вот несовершенство орфографии — пожалуй, одна из причин возникновения «олбанского», я думаю.

«АФФТАР» через два ФФ?

Опять же, когда вы пишете там «Ф», вы пишете то, что произносите. А вот если пишете два «Ф», то это уже то, чего вы не произносите. В такой позиции напишем мы два согласных или один согласный, произноситься будет одинаково. Ну разве что вы очень нарочито усилите, что их там два, но так никто в реальной речи не делает. То есть здесь вы идете чуть-чуть против произношения на письме, но на самом деле еще не трогаете фонетику.

Давайте я приведу другой пример: «превед» — будет немножко понятнее. Вы не слышите там «Д», вы слышите «Т». Но, опять же, пока что фонетической ошибки вы не сделали: слово «превед» с «Д» на конце вы по-прежнему прочитаете «привет», потому что звонкие согласные по-русски оглушаются на конце слова. Поэтому давайте назовем этот тип «пишу НЕ так, как слышу». А первый тип — «пишу так, как слышу». Понимаете разницу?

Вроде бы понятно. Но ведь некоторые люди произносят так, как пишут: «превед».

Да, некоторые произносят «превед», что, правда, опять-таки трудно показать: очень трудно собрать отдельную доказательную базу, кроме отдельных подтверждений и того, что где-то мы это слышали. Но это страшно интересно. Когда люди начинают произносить «превед», получается, что этот язык покидает орфографию, покидает письменное пространство и начинает жить немножко и в речи тоже. Это влияние орфографической игры на реальное произношение.

Третий тип — это если вы нарушаете фонетический облик слова. «Медвед» — вы пишете уже не то, что говорите: по-русски последний «Д» должен быть мягким, а мы говорим «медвед», то есть мы забавляемся уже не только с орфографией, а еще и с фонетикой, а точнее с фонологической структурой слова. И такие примеры тоже есть, это не единственный. Есть и другие типы, но это уже лингвистические дебри. Ограничимся этими тремя.

Последний вопрос. Как вы считаете, почему так, в общем-то, быстро закончилась вся эта история с «олбанским»?

Тут, боюсь, я не могу дать хорошего ответа. Я могу сказать: «Потому что прошла мода», — но вы понимаете, что это не ответ, а на самом деле просто переформулировка вопроса другими словами. Может быть, на это могут ответить социологи, специалисты по моделированию процессов в обществе — почему так бывает, что что-то становится популярным, а потом довольно быстро популярность утрачивает. Можно предположить, что немножко утратил смысл бунт, если считать, что роль бунта была ключевой на заре интернета, хотя 2000-е — это не такая уж заря, конечно. Может, тогда это было более важно — попротестовать, а сейчас как-то не очень. Ну, отстояли свое право писать неправильно — и все.

А когда мы говорим, что ничего не осталось, давайте делать небольшую оговорку для тех читателей, кто скажет: «Нет, я по-прежнему пишу «аффтар», пишу «креативы» на чистом «олбанском»». Такое, несомненно, есть, просто по сравнению со старыми временами статистически этого очень мало.

Что касается «быстро», то это тоже очень хороший вопрос. Кажется, что очень быстро — прошло 11 лет, может быть, немножечко больше. На «падонковский» язык мы начали смотреть с 2001-го, когда появляется более-менее надежный корпус текстов (до этого просто ничего не удается собрать); а на самом деле он жил, конечно, и раньше. Но все равно очень быстро. Но, с другой стороны, нам не с чем сравнивать. Мы очень мало знаем о диахронии сленгов вообще — про это очень мало исследований. По понятным причинам — это очень трудно сделать. В интернете это все-таки гораздо легче.

А вот, например, сленг хиппи СССР. Как он жил? Как была устроена его история? Насколько быстро он появился? Когда он был сверхпопулярен? Когда он умер? Про это нет надежных данных. Есть хорошие словари сленга хиппи, но таких диахронических исследований нет. Поэтому на самом деле я не знаю, очень быстро это или нет — к сожалению, не с чем сравнить.

Ну и последняя вещь, которую я еще хотел сказать. Вот вы, собственно, спрашиваете, в чем заключаются особенности «олбанского» языка. Особенность «олбанского», по сравнению со многими другими сленгами, антиязыками и чем угодно, в том, что он существует в письменной среде. Это практически полностью письменный язык, он не может (поскольку он построен на борьбе с орфографией) выйти за пределы письма. Из аналогов я, пожалуй, могу назвать разве что leetspeak английский. В чем-то они похожи — он тоже построен на нарушениях орфографических принципов, хотя больше не столько орфографических, сколько графических принципов (там меняется облик букв: буквы заменяются на цифры, на разные знаки). Но есть идея того, что это тоже письменный язык, возникший в интернете, ставший популярным и все такое, хотя по многим параметрам он и отличается.

Полную версию статьи читайте тут https://lenta.ru/articles/2013/05/20/olbanian/