Прощай, целка!

Притаившись в двух шагах от кустов, где происходило захватывающее действие, мы с Димкой слушали затаив дыхание. К нашему чрезвычайному сожалению, из-за внезапно навалившихся сумерек ничего четкого увидеть с выбранной позиции не получалось. Подойти поближе мы не решались, боясь спугнуть влюбленных голубков. Стремительно развивающиеся действия подошли к своей кульминации. Наконец, тихое неразборчивое бурчание кавалера и монотонные плаксивые просьбы дамы, не делать этого, закончились эротическим девичьим вскриком. Он словно прорезал спокойное сумеречное пространство своей невероятной возбуждающей силой.
**************************************
Когда тебе шестнадцать и гормоны днем и ночью кипятят кровь.
Когда наступает долгожданное лето и три месяца не нужно прогуливать скучную школу.
Когда знакомые девочки носят так мало одежды на своих почти совсем развившихся телах, и от них так возбуждающе пахнет желанием.
Когда от онанизма уже на самом деле появляются мозоли.
Когда родители по приходу домой требуют дыхнуть и, не улавливая запаха алкоголя, не обращают внимания на запах сигарет.
Когда так хочется полной, бесконтрольной свободы.
Что же делать тогда?
Нужно идти в поход.

Что такое для нас был выход на природу с палатками на несколько дней? Да все для чего стоит жить!
Природа.
Свежий веселый лесной воздух.
Прохладная быстрая река.
Пьянящая сама по себе свобода без оглядки на слишком бдительных родителей!
Дешевое крепленое вино с поэтическим названием — “Изабелла”, несущее с собой веселый шум в голове и четкое ощущение, что возможно все!
Возбуждающая борьба в палатке со своей, ставшей на много покладистей от хмельного напитка подружкой. Вероятность, получить то, чего на свете нет слаще и желанней. А если до конца дойти не удастся, то пополнить багаж эротических переживаний.
В общем, настоящая, приносящая каждую секунду наслаждение жизнь.
Счастье!
Конечно, если не перепьешь и не умрешь с похмелья утром. Но на моем веку, еще никто от этого не умирал. Хотя испытывали такое неописуемое чувство все без исключения.
Колька и Серега не являлись исключением, и, так же как и все, а может, даже и больше других любили походы. Но на этот раз лень подсказала им гениальное решение. Зачем ехать, куда-то на природу на электричке, когда она, родимая, совсем рядом? Взяв напрокат две старые брезентовые палатки, они разбили лагерь невдалеке от городского пляжа в ивовых зарослях, убив тем самым двух зайцев. И ехать никуда не надо, а если сильно захочется кушать, можно домой сходить, перекусить. Да и магазины в пяти минутах ходьбы.
Прожив так пару дней, они открыли еще одно неожиданное преимущество своего нового положения. К ним начали ходить гости, принося с собой веселящие напитки и еду. Вскоре, маленький туристический островок свободы стал популярнейшим местом сбора молодежи. Друзья с хозяйской степенностью принимали посетителей и наслаждались походной жизнью. Соучредитель новомодного пляжного кемпинга Серега был двоюродным братцем, моего друга Димки. Мы знали о ново организованной турбазе, и в один и жарких летних дней, по дороге с пляжа, завернули на огонек. И на самом деле все в стане свободы было великолепно. С нашим не запланированным визитом, на удачу, совпал приход Андрюхи Потакашкина. Он единственный из нас работал, но самое главное, получал аванс и зарплату.
Так получилось, что Андрюха после восьмого класса поступил в дорожно-строительный техникум, но, не дожив до первой сессии, он снова появился возле родной школы. Бывший ученик занял новую позицию на окрашенной зеленой краской трубе низенького заборчика, что опоясывал учебное заведение. Он восседал в позе курицы на жердочке, курил и поминутно сплевывал под ноги. На переменах, выходя на улицу, мы общались со свободным человеком, бессовестно стреляя у него сигареты «Астра». Когда же приходило время покидать альма-матер, мы тепло прощались с Андрюхой, и наблюдали великолепную белопенную, словно маленькое море разлившуюся наплеванную лужу под его ногами. Он так добросовестно исполнял свой ежедневный ритуал, что казалось, такова его миссия в этом мире. Мороз заставил бездельника устроиться на работу. Заборчик у входа в школу осиротел. Мы любили рано повзрослевшего однокашника за его щедрость и необузданное влечение к одурманиванию сознания любыми средствами. Ацетон сменял чифирь, чифирь колеса, колеса трава. Молодой рабочий был не чужд экспериментированию, но неизменным оставалось все-таки вино.
На этот раз Андрей принес с собой сетку «Агдама», и уже половина опустошенных бутылок из его авоськи сиротливо валялась невдалеке от базы на нагретом солнцем песке. Костер, потрескивая, давал свет, тепло и ощущение великолепного праздника свободы и взрослости. Зеленая бутылка похожая на противотанковую гранату времен великой отечественной войны перемещалась по кругу. Короли лагеря вальяжно восседали у пламени и вели разговор о современной музыке. Группа «Воскресенье» несомненно, являлась фаворитом в локальном хит-параде. Больше всего им нравилась, на мой взгляд, слишком тенденциозная песня — «Лети, я песню допою». Кроме нас и спонсора из рабочей молодежи у костра сидели еще две симпатичные залетные девчушки. О великое время застоя, когда спонсорами были рабочие! Одну из них я знал. Ее звали Наташа. Она жила в моем дворе и носила кличку — «Одноушка» из-за врожденного искривления ушной раковины, что с успехом скрывалось ассиметричной не стандартной, в те времена, прической. Не смотря на это, она была довольно симпатичной в свои четырнадцать лет, и почему-то очень нравилась мне.
Серега выделялся из толпы. Нет, не внешностью, она была тривиальной, да еще слишком курносый нос. Что то загадочное, сильное, уверенное в его поведении, разговоре, жестах, невероятно притягивало девушек, особенно помоложе. Вот и теперь Наташа с открытым ртом следила за своим кумиром. Слишком блестящие голубые глаза, говорили о приобщении девушки к зеленому змею. Кузен моего друга вполне отдавал себе отчет о своем влиянии на противоположный пол и с успехом пользовался этим.
Заметив неподдельный интерес к своей персоне со стороны хмельной девчонки, он продолжал развивать тему, как бы безразличного обольщения. Наконец, ощущая свое подавляющее влияние, он резко встал, ни сказав, ни слова взял за руку Наташку и повел ее прочь в темноту, в кусты. Отходя, он как то слишком испуганно оглянулся на темную, чуть колыхаемую ветерком палатку.
— Пойдем за ними, будет интересно — с азартом выпалил Дима, увлекая меня в сторону покинувшей диспут пары. Я не сопротивлялся.
Серега что-то монотонно бубнил, обнимая подружку за талию, ведя ее в кусты ивы неподалеку от костра. Наконец место было найдено. Мы тоже заняли наблюдательную позицию. Вначале все происходящее было отчетливо видно. Кавалер обнимал даму, все время монотонно бубня что-то невразумительное в искривленное ухо. Видимо он уговаривал девочку, которая нехотя сопротивлялась его натиску абсолютно готовая в душе на все что угодно. Но для порядка следовало сопротивляться. И она сопротивлялась, но как то уж слишком вяло и нехотя.
Вот Серегина рука уже под майкой. Она словно беспокойный ужик шарит по молодой груди.
Вот его нога между ее ног и поступательно двигается взад вперед.
Рука уже сменила ногу, шустрые пальцы занялись привычным делом и девушка, запрокинув голову, бормочет
— Не надо. Ну, пожалуйста, не надо.
Мы с Димкой, невероятно возбужденные наблюдаем, забыв обо всем на свете.
Парочка сменила положение. Они уже лежали на песке под ивой, и Серега боролся с глупостью сопротивления возбужденной подружки. Обстановка накалялась. Вот-вот должно было произойти то, зачем мы глупо прятались в кустах. Пока Серегины руки были заняты борьбой вверху, его босая нога, наработанным движением поднялась вверх, к самой талии партнерши. Грязным оттопыренным большим пальцем он зацепил белые трикотажные девичьи трусы и резким движением сдернули их вниз. Затем брезгливым движением кота отряхивающего воду с задних лап он отбросил ненавистный предмет женского гардероба прочь. Через секунду они уже по-сиротски белели в стремительно наваливающихся сумерках в ногах влюбленных в унисон такой же белой заднице возбужденного кавалера. Когда борьба стала слишком яростной, мы внезапно перестали видеть происходящее в темноте. Наш юный чуткий слух, тем не менее, улавливал все звуки. Из-за отсутствия картинки, наши уши стали главным центром восприятия. Возбуждение из-за этого, усилилось невероятно. Я краем глаза заметил, как мой друг ловким движением поправил что-то выпирающее в штанах в сторону. Мне пришлось произвести тоже привычное действие, заметив невероятную крепость причинного органа.
Вдруг в монотонное бурчание просьбы и возню прервал томный хриплый девичий вскрик.
— Все засадил! — с восторгом прошептал Димка.
Мы ничего не видели, и воображение ориентируемое органами слуха выстраивало в нашем воспаленном сознании картину происходящего в кустах. Серегино томное кряхтение сопровождалось еще более эротичными чуть приглушенными звонкими криками Наташки в такт поступающим движениям. Возбуждение, захватившее меня, было невероятно сладким. Сердце, перекачивая адреналин, вылетало из груди. Хриплые, невероятно эротические девичьи стоны сводили меня сума. Я позабыл обо всем на свете. Исчез песок, деревья, костер невдалеке, прохладные летние сумерки, я сам. Все мое внимание захватила невидимая, но так отчетливо слышимая сцена. Казалось, я был там, в них, и наслаждался всем, чем наслаждались они. Время остановилось.
Внезапно невероятная теплая волна наслаждения заставила меня вздрогнуть. Что то освободилось внутри меня, и я мгновенно вернулся назад. Все было на месте. Димон находился рядом, место действия, окружение, воздух, ночная прохлада, темнота, ничего не изменилось. Но я знал абсолютно точно, что меня самого здесь не было, мгновение назад.
— Все, кончил! — возбужденным шепотом прокомментировал мой товарищ, когда вскрикивания прекратились. Эротическое возбуждение, захватившее все вокруг, безвозвратно исчезло.
— Я была девочка! А, Теперь!!!!!!!! — с душераздирающим, сдавленным, горестным визгом провыла девочка, точнее уже женщина.
Ответное шелестящее бурчание не действовало, как ранее. Наташка горько плакала и причитала
— Я была девочка! А теперь!!!!!!!!
— Я была девочка! А теперь!!!!!!!!
Она яростно, всем сердцем оплакивала непоправимую потерю. Боль и наслаждение улетучились, словно ничего и не было. Она осталось совершенно одна. Другая. Совсем взрослая. Слезы легко и сладко лились из распухших глаз.
Бурчание становилось раздражительней. С великим трудом Сереге удалось успокоить новую подругу. Что он говорил ей, нам слышно не было. Вероятно, его дворовое красноречие не знало границ.
— А может не все так уж и плохо. Рано или поздно! Не я первая! Да и все равно уже. Произошло! — Думала она успокаиваясь. И невероятное чувство гордости, непонятно откуда пришедшее к ней, захватило все ее существо. Теперь она знает. Знает все. Далеко в уголке души разливалась маленькая радость.
То, что творилась у нее в голове, совершенно не отражалось снаружи. Наташка все причитала и плакала, успокаиваемая тихим басом нового кавалера. Так было положено. Вскоре, обняв за хрупкие плечи, утирая слезы, нежный рыцарь повел только что сподобившуюся женщину к костру.
Нежно посадив Наташку на то же самое место, откуда она недавно встала, Серега снова покосился на стоящую в тени костра палатку. Там, убаюканная «Агдамом», сладко спала его постоянная подруга Танька.

На следующий день, Сергей, взяв свой заветный замасленный блокнот с золотой эмблемой московской олимпиады в правом углу, и невероятно красивым подчерком записал:
35. 17/08/1984 Танька Одноушка — целка.

//Хуенгуэй